Moskva, Moscow, Russian Federation
The author analyzes the goal-oriented strategies for the design of social space based on the ecophilosophical worldview. The article reveals the heuristic sense of human dimension ideas, organic open wholeness and harmonization of life in the design of the future. The methodological potential of the ecophilosophical paradigm is revealed as the basis for transforming the development of communication networks, which is in demand for preserving the subject of culture and its ability to distance itself from the technical and technological system of the information society.
human, human dimension, design, being, ecophilosophy, life, social space, communication, goal setting.
Характерной тенденцией развития современного многомерного мира с его предельно разбалансированным социальным пространством является возрастание статуса проектно-конструктивной деятельности, в процессах которой создаются различные программы устойчивого развития, модели организации и управления социокультурной системой и ее отдельными направлениями, распределяются потоки информации, формируются новые центры влияния. Вместе с тем в пространстве проектов моделируются возможные перспективы развития культуры, представляющей собой способ бытия человека и совокупность материализованных результатов деятельности с ее должным и сущим, ее идеалами, ценностями и желаемыми направлениями трансформаций и совершенствования реальности. Освоение проектно-конструктивной деятельности в аксиологическом измерении предполагает интерпретацию не только эмпирически фиксируемых, наличных характеристик объекта, но и установок, стремлений субъекта, его возможностей и анализ функций, ориентированных на выявление перспектив, – основы целостно-системного потенциала цивилизации будущего.
Так, уже при первом приближении открывается внутренняя связь социокультурного проектирования с философско-мировоззренческой картиной мира субъектов этой деятельности, в которой заключен как текст и контекст их жизни, так и необходимые для проекта категории, целеполагающие стратегии, идеалы и нормы.
Исследуя основания аксиологического отношения, М.С. Каган показал, что управление деятельностью требует обеспечения «…во-первых, в форме целеполагания или проектирования, т.е. конструирования силой воображения идеального прообраза того объекта, который предстоит создать на практике, и прообраза самого субъекта, каким он хочет себя видеть; во-вторых, в познании мира; в-третьих, в направляющей действия субъекта ценностной ориентации, без которой знания остаются нереализованными, а проекты – "модели потребного будущего"… не возникнут, пока это будущее не будет осознано как "потребное", желанное, т.е. ценное для субъекта; наконец, в-четвертых, в духовном общении субъектов, совместные действия которых тем эффективнее, чем выше степень согласия, взаимопонимания» [13, с. 65].
Таким образом, процесс проектирования предполагает такое видение будущего, которое непосредственно не выводится из настоящего с его фактичностью, но в известной степени возникает как бы вопреки ему, переводя реальность в измерение должного и нормативного. И центральным, базовым выражением этой нормативности и, соответственно, приоритетным направлением ее конкретизации становится модель перспектив человека – его будущего, поскольку открытие новых горизонтов субъектно ориентированной переработки реальности является основой инновационного развития социокультурной системы. Уже эти суждения свидетельствуют об актуализации системы формирования экоориентированного мироотношения с необходимостью, включающей в себя не только отдельные практические мероприятия в сфере традиционно – в аспекте связей природы и общества – понимаемой экологии и анализ результатов прикладных исследований, но и освоение их фундаментальной философской основы – экофилософии [9, 7].
Экофилософия – относительно новое направление философского знания, которое, прежде всего, исследует проблему человека в его универсально-всеобщих органических, а не технологических связях с Природой, Культурой, Обществом и Космосом в контексте защиты, сохранения жизни [6].
Создаваемые на основе экофилософской картины мира технологии принципиально отличаются от инновационных технологий «вообще» тем, что их потенциал определяется вектором жизнесохранения. Э.В. Гирусов, безусловно, прав: «…экофилософия передает направленность философской мысли на осмысление недавно возникшей экологической ситуации во всей ее новизне и специфичности с тем, чтобы не допустить ее перерастания в экологическую катастрофу с самыми трагическими для людей последствиями» [9, с. 300], потому цели проектирования современных технологий и их использования определяют и задают надежность бытия человека и сохранения современного мира в целом.
Показательно, что экофилософия в последние годы стремительно получает развитие не только в аспекте онтологии, но и гносеологии, получая статус новой экологической научной парадигмы, приходящей в пространстве современной науки на смену математизации и информатизации [19]. Одной из ее главных особенностей оказывается то, что здесь открывается новое понимание смысла принципа органической целостности: в данной парадигме целостность не только открывает континуальность своего содержания и собственную самодостаточность, но выявляет основания конструктивности, направленной на обеспечение гармонизации различных форм бытия, а потому на создание разного рода процессов, ориентированных на достижение относительной устойчивости форм обмена и взаимодействия субъектов [3].
Моделью проектируемого социального пространства в экофилософской парадигме выступает модель целостности взаимодействий био- и ноосферы, в которой, как показал В.И. Вернадский, одновременно рождается множество связанных друг с другом биоценозов – взаимодействующих видов живых организмов флоры и фауны, создающих множество взаимообменов, в которых формируются среды и их существования, и их связей с человеком, способным познавать и разумно регулировать свою жизнь, включая пространство своего социального бытия [8].
Экофилософская парадигма, таким образом, может быть интерпретирована как методологическая основа проектирования любых социокультурных отношений и структур, включая социальное пространство.
Осваивая значительный философско-теоретический и практический опыт исследований социального проектирования, получивший развитие с середины ХХ века, экофилософия, тем не менее, включает в свое содержание разноплановые традиции, направления, концепции. Поэтому в ее концептуальном поле предметом анализа оказываются методологически и теоретически различные интегративные тенденции становления планетарного бытия, прежде всего те, в которых исследуются их онтологические и нравственные измерения, диалоги культур, векторы развития философии коммуникации, проблемы культуры, языка и экзистенциально-личностного бытия. Вообще, традиции экофилософии восходят к самым ранним этапам рождения культуры, к мудрости философско-этических идей Востока, Севера и Юга, к опыту осмысления целостности бытия и человека, космоса и микрокосма. Ближайшей «почвой» можно считать традиции русского космизма В.С. Соловьева, К.Э. Циолковского, Н.К. и Е.И. Рерихов, Н.Ф. Федорова, А.Л. Чижевского, концепции ноосферы П.Т. де Шардена и В.И. Вернадского [4]. Все эти и многие другие направления мысли стали основой философских поисков единства или моделей гармонии Человека, Природы, Культуры, Общества и Космоса как методологической базы экоориентированного проектирования [1].
Вместе с тем в свете этих идей и логики экофилософской парадигмы раскрылись и существенные недостатки инструментально-математического проектирования современных мировых процессов, в том числе осуществленного представителями Римского клуба и его последователями. Здесь, представляется, выпало главное составляющее звено – человеческое измерение проектов – их человекоразмерность, которая опирается на ценности гуманистически понятой культуры. М.К. Петров, который впервые ввел в научный оборот это понятие, исходил из того, что «…cумму ограничений, которую человек как существо естественное …накладывает на социальные структуры коллективной жизни и деятельности, мы предлагаем назвать человекоразмерностью – неустранимой характеристикой социальных реалий» [18]. Но сегодня, взяв за основу это положение и конкретизирующий ее гуманитарный смысл антропного принципа, можно заметить, что человекоразмерность может быть освоена и как всеобщая форма человеческого начала в самом человеке, и одновременно в этом качестве она может быть представлена как снимаемая или даже утрачиваемая в последние десятилетия ценность мировой культуры и науки. Человекоразмерность – показатель освоения индивидом заложенного в нем природой и тем, чего он добился сам как субъект культуры. Именно в этом аспекте идея человекоразмерности через принцип коэволюции как стратегии мироотношения, как показал И.К. Лисеев, открывает свой потенциал для проектирования [14, с. 35].
Между тем анализ ряда ключевых докладов по глобальному моделированию Н.Н. Моисеева показал, что именно и только человек на основе экологического императива и в его культурном измерении может быть той «матрицей», или основой, которая способна соединить должное и сущее и интегрировать субъективное и объективное в проектировании человекоразмерного социального пространства на основе экофилософской парадигмы и ее картины мира. Эту задачу, как известно, по мысли Н.Н. Моисеева, может решить только интеллигентное общество [16, 17].
Важно подчеркнуть, что в проектировании социально-коммуникативного пространства значительные эвристические возможности открываются на основе последовательно отрефлексированного включения принципа совпадения идеи человекоразмерности и экофилософского принципа гармонизации, который заключен в концепции открытой саморазвивающейся органической, а не технико-технологической целостности как исходного «пункта» и основы экофилософской парадигмы. Человекоразмерность в такой логике – это основа восстановления приоритета человеческого измерения в познании, проектировании и освоении реальности, в содержании всех социальных отношений и межкультурных коммуникаций. Здесь открывается то обстоятельство, что фундаментальное культурно-деятельностное отношение, в котором существуют социокультурные системы в их истории, – это как раз саморазвертывание отношения человекоразмерности, наполнение разных сфер планетарного бытия – экономики, искусства, науки, экологии в узком ее значении, политики, всех социальных отношений содержанием, которое измеряется классически понятыми категориями этики, эстетики, рациональности, ценностными позициями субъектов.
Однако во многих философских парадигмах, которые возникли в истории культуры, человекоразмерность существовала как горизонт развития, или идеал, противоречащий реальной организации жизни субъектов с ее неизбежными отклонениями, насилием, дисфункциями. Как и сегодня, доминанта технико-технологической инструментальности с ее опорой на новые технологии не является движением к человекоразмерности: отсутствующая в целях субъектов социокультурного проектирования и управления гармонизация системы, в том числе крупнейшими международными организациями, с чем связана их невысокая эффективность в решении главных вопросов жизнеобеспечения, снимает и ведущие к ней средства и условия, включая и человекоразмерность. Только экофилософская парадигма, которая переводит человекоразмерность из статуса идеала в основание организации бытия, открывает для проектирования пространства коммуникаций новые перспективы и возможности. «Наполнение» сознания человека экофилософскими идеями и положениями станет фактором утверждения гармоничных отношений человека со средой своего обитания и реализации его гуманистических идеалов. Но все это нуждается в серьезном исследовании и обосновании» [13, с. 15].
Однако содержание и стремительность трансформаций современного планетарного бытия в значительной мере определяется противоречиями, стихийностью и непредсказуемыми следствиями расширения информационного пространства: инфосфера переформатирует сетевые основы современного социума, задает содержательно новые основания культуры, установки и принципы социализации, разрушает сложившиеся нормы, снимая прежние инструменты освоения мира. В целом в исследуемом аспекте это пространство выступает как проводник, прежде всего, тиражирования потенциала новых технологий и техногенных проявлений, которые должны быть освоены субъектами. Несмотря на статус источника коммуникаций и потребителя информационных сообщений, субъект культуры все в большей степени выступает – и мыслится в философии культуры – в функции простого носителя или транслятора проходящих через него информационных потоков [21]. Следствием этого уже стали радикальные трансформации в сфере духовной культуры, падение интереса к человеку как самоценности бытия и культуры; социальной ответственности, подмены развития способностей к человеческому общению возможностями деловых коммуникаций и т.д., что стало предметом анализа информационной экологии [5].
Поэтому включение в проектирование экофилософского принципа гармонизации и осуществление на его основе отношения человекоразмерности позволяет переносить это отношение – или принцип – на содержание и структуру социально-коммуникативного пространства. Сделаем попытку первичной конкретизации человекоразмерности коммуникативного пространства и ответить на вопрос: какого рода воздействие – ценностно-целевое, нормативно-смысловое и субъектно-статусное – через него открывается? Прежде всего, отметим, что содержание коммуникативного пространства представляет собой исходное условие развития социокультурного бытия и общения, так как оно задает основания определенности и устойчивости всем социальным процессам.
Пространство коммуникаций – особая «часть» социального пространства, в которой проектируются и задаются целевые ориентиры социокультурной системы в целом или ее сфер, куда входит позиция долженствования как общая форма причинности. В этом пространстве распределяются уровни всех коммуникативных потоков, фиксируется их ценность, статусы, актуальность содержащейся в них информации. Сюда входят стереотипы понимания и интерпретаций сообщений, включая так называемые фильтры, необходимые для отсева информационного мусора и не востребованной или не значимой информации, выстраиваются смыслы, которые пока не входят в функционирующую в системе информацию, но конструируются субъектами для решения проблем будущего.
Важно отметить, что сегодня не существует общепринятой трактовки коммуникативного пространства: в различных концепциях в нем выделяются различные его стороны и свойства – коммуникативная, смысловая, социальная, структурная, выделяется масштаб его влияний. Так, Г.В. Драчи, О.М. Штомпель считают, что это сеть каналов, через которые распространяется информация в обществе, образует коммуникативное пространство [11]. Это, представляется, избыточно объективистский подход, в котором отсутствует субъектная компонента; это пространство как бы без людей как цели проектирования и развития коммуникаций, без субъектов культуры и самоценности жизни.
Другой – соционический подход, получивший достаточно широкое распространение в концепциях современного менеджмента, выделяет ряд уровней взаимодействия субъектов в коммуникативном пространстве [10]. В нем выделяют четыре основных уровня, сравнивая или связывая дистанцию и коммуникацию. На первом уровне взаимодействия близость дистанции коррелирует с поверхностным характером или содержанием коммуникации. Этот уровень называют физическим, так как здесь в коммуникативный процесс вовлечены материальные потребности и физические контакты. На втором уровне – психологическом – дистанция близкая, а коммуникация глубокая. Этот уровень предполагает самые доверительные отношения, поскольку здесь человек удовлетворяет свои интимно-эмоциональные потребности в любви, дружбе, семье, сопереживании. На третьем уровне взаимодействия – социальном – дистанция далекая, коммуникация поверхностная. Здесь личностные коммуникации подчиняются общественными нормами, традициями и ритуалами, законодательством, государственными институтами. Объект социальной коммуникации выступает не как уникальная личность, а как представитель того или иного социального сословия или профессиональной группы. На этом уровне человек удовлетворяет свои потребности в карьере, обучении, труде и уважении. Наконец, на четвертом уровне взаимодействия в коммуникативном пространстве открывается такое соотношение: дистанция далекая, но коммуникация глубокая. Это интеллектуальный, или информационный, уровень человека. Этот уровень соответствует потребности самореализации. На информационном уровне человек удовлетворяет свои потребности в актуализации, раскрытии своих талантов и способностей, творчестве, познании и самосовершенствовании. Хотя этот подход в большей мере связан с человеком и его аксиологическим измерением в коммуникации, но он основан на известной «лестнице потребностей» А. Маслоу, потому имеет прежде всего психологический смысл, чем ценностное и социокультурное содержание в его экофилософском саморазвертывании.
Эти подходы, безусловно, не исчерпывая современных интерпретаций пространства коммуникаций, раскрывают характерные особенности, показывающие отсутствие в них человекоразмерности как онтологического принципа экофилософии. Поэтому рассмотрение пространства коммуникаций на основе уровня психологически понятых потребностей не выявляет фундаментальных связей между этими уровнями как и стремлений людей к росту уровня коммуникативной культуры. Причина этого – отсутствие экофилософски понятого потенциала проектирования будущего, основанного на связи гармонизации сфер бытия человека с человекоразмерностью мира будущего и, соответственно, той мировоззренческой основы, в которой была бы заложена универсальная связь между социальным и культурным бытием человека, с одной стороны, и стремлением через изменение коммуникаций не просто изменить, трансформировать, а усовершенствовать содержание этого бытия, тогда как психологический ракурс анализа пространства коммуникаций не связан с принципом человекоразмерности.
Между тем интеграция в экофилософской картине мира внутренне заключенной в мире человека тенденции и стремления к гармонизации, с одной стороны, и осуществление человеком на основе его свободы и творчества принципа человекоразмерности – с другой, открывает и новые стороны пространства коммуникаций, которые как раз требуют своего проектирования.
Для выявления особенностей такого проектирования попытаемся теперь в логике экофилософии ответить на вопрос: что такое проектирование человекоразмерности? Человекоразмерность здесь означает уже не просто связь бытия природы и параметров человека, а высший уровень согласования всех форм внешней и предметной среды, создаваемых и проектируемых на этом уровне форм организации, социокультурных систем или сфер с универсальностью человека-субъекта, с его внутренним миром и его космосом, со способностью, с одной стороны, выявлять любые меры связи с реальностью, с другой стороны, соединять эти меры с нормами общечеловеческой культуры, с ценностями морали и эстетики, целесообразности и гармонии. Поэтому основанием человекоразмерности оказываются не столько социальные нормы и ценности, сколько тип направленности к гармонизации и упорядочиванию, который обнаруживается в глубинном строении всего живого. Здесь гармонизация выступает как открытие субъектом своей человекоразмерной общей формы бытия и культуры, которая воздействует на все формы общения с собой, другими субъектами и миром с позиций достижения взаимопонимания, доверия, консенсуса, партнерства, сотрудничества, дружбы.
Современное пространство коммуникаций оказывается именно в этом отношении лишенным человекоразмерности. Главное, как субъект коммуникаций, человек, может лишь выбирать место и уровень в заданном пространстве информационной Вселенной и проектируемом на ее основе социальном пространстве, но не формировать его: уровни создаются социальными институтами, заданными интересами и компетенциями институтов государства, бизнес-структур. Человек в таком пространстве – не субъект культуры и мира в целом, а объект коммуникативного пространства, который определяет его ценностные ориентации и направленность их изменений, он всего лишь тот, кто адаптирован к наличным социальным структурам и в него встроен.
Тогда как человекоразмерность как проявление объективной тенденции к гармонизации в социокультурной среде сохраняет субъектный статус человека в коммуникации, ибо организующая роль формы человекоразмерности формирует ценности пространства коммуникации, переводя его в моделирование не только самой информации, но и целей ее воздействий на содержание мира субъекта. Функцию субъекта в социально-коммуникативном проектировании здесь выполняет как раз человекоразмерная форма, и именно она позволяет человеку дистанцироваться от получаемой информации, сохраняя собственную критическую позицию – одобрения, поддержки или отказа и осуждения.
Но, далее, возникает вопрос: как возможно проектирование самой человекоразмерности, если она не предметна и не имеет изначально четкой формы, как и субъективность? Представляется, что ключевой установкой здесь выступает то, что проектирование человекоразмерности в пространстве коммуникаций – это подчинение всего содержания и целей проекта некоторой предельно общей норме жизни, в основе которой лежит сохранение и продолжение бытия Земли с ее природой и культурой, которая предполагает формирование человеческого мироотношения субъектов к воспринимаемой ими информации. Кроме определения высшего уровня в пространстве коммуникаций, это отношение включает и изучение, освоение и развитие экофилософской картины мира, категории которой, включая категорию «коммуникации», оказываются подчиненными не нормам массовой культуры и масс-медиа, не виртуальной среде, но выраженной в этой картине мира открытой саморазвивающейся органической целостности, направленной на гармонизацию своего содержания как своей целям.
В такой методологии как основе направленности проектирования пространства жизни преодолевается отчужденность субъекта современной цивилизации от природы. Польский исследователь З. Хулль справедливо показал, что одной из существенных проблем экофилософии являются те, которые касаются формирования «…места и роли природы в индивидуально переживаемом и ценностном экзистенциальном восприятии мира, проблемы "экологического стиля жизни", анализ собственного способа существования, поведения… с точки зрения их влияния на качество жизни, удовлетворение жизнью, здоровье, ощущения счастья» [20, с. 154].
Близкой к этой логике оказывается и подход Г.М. Бирженюка и А.П. Маркова, которые, также не выделяя категориально человекоразмерность, сохраняют в социокультурном проектировании «присутствие» конструктивной деятельности. Они отмечают, что социокультурное проектирование – это «…специфическая технология, представляющая собой конструктивную, творческую деятельность, сущность которой заключается в анализе проблем и выявлении причин их возникновения, выработке целей и задач, характеризующих желаемое состояние объекта (или сферы проектной деятельности), разработке путей и средств достижения поставленных целей» [15, с. 6].
В силу этих аргументов при проектировании, например, пространства деловых коммуникаций ведущая роль должна быть отведена не этикету, а общей нравственной культуре субъекта и его деловой этике, предполагающей формирование установок на взаимное уважение и диалог в этом пространстве. Проектирование пространства политических коммуникаций предполагает расширение вертикально-ценностных и горизонтальных коммуникаций – активную позицию всех субъектов, возможность и анализ ими различных оценок информации и коммуникаций, включая формы их поддержки или дистанцирования, отрицания, критики. При этом экофилософский контекст этих проектных моделей как раз выражает гармонизацию или согласование интересов сторон, т.е. постановку целей, при которых «выигрывает» жизнь, бытие, открывая перспективы человека и возможности культуры с ее дальнейшим проектированием отношений доверия, совместной ответственности, учета интересов партнеров и социокультурной системы [2].
Проектирование человекоразмерности в пространстве коммуникаций, таким образом, оказывается направлением открытия и аксиолого-культурного освоения человековозвышающего потенциала коммуникаций. На этой основе возможно качественно-содержательное преобразование этого пространства: оно выходит из своего преимущественно системно-организационного статуса и становится пространством бытия открытой саморазвивающейся целостности субъекта культуры, общества и природы, которая открывается и исследуется только в экофилософской парадигме.
1. Barkova E.V. K istorii ekofilosofii: golos oduhotvorennogo mira v garmonii vzaimodeystviya chelovechestva i prirody v koncepcii V.S. Solov'eva [Tekst] / E.V. Barkova // Chelovecheskiy kapital. - 2016. - № 8 (92). - S. 8-11.
2. Barkova E.V. Zhiznetvorcheskaya missiya ekofilosofii v gorizonte tendenciy sovremennosti [Tekst] / E.V. Barkova // Pravo i praktika. - 2017. - № 1. - S. 148-157.
3. Barkova E.V. Kategoriya «zhizn'» v proektirovanii perspektiv bytiya cheloveka [Tekst] / E.V. Barkova // Social'no-gumanitarnye znaniya. - 2016. - T. 8. - S. 241-248.
4. Barkova E.V. Koncepciya avtotrofnosti chelovechestva V.I. Vernadskogo v ekofilosofskoy perspektive razvitiya «zelenoy» ekonomiki [Tekst] / E.V. Barkova // Nauchnye issledovaniya v sfere obschestvennyh nauk: innovacii i opyt. Sbornik nauchnyh trudov po materialam I Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferencii. NOO «Professional'naya nauka», 2016. - S. 4-10.
5. Barkova E.V. Ekologo-informacionnaya model' mira v navigacii sovremennoy filosofii [Tekst] / E.V. Barkova // Obrazovanie i kul'tura v kontekste formirovaniya obscherossiyskoy identichnosti. Materialy nauchno-prakticheskoy konferencii, posvyaschennoy mezhdunarodnomu dnyu filosofii. - M.: Ros. Gos. agrarnyy zaochnyy un-t, 2014. - S. 26-31.
6. Barkova E.V. Ekofilosofiya kak otvet na gumanitarnye vyzovy epohi: k voprosu o predposylkah stanovleniya «zelenoy» kul'tury Rossii i mira [Tekst] / E.V. Barkova // Materialy ezhegodnyh Moiseevskih chteniy. - T. 3. - M.: MNEPU, 2014. - S. 109-116.
7. Barkova E.V. Ekofilosofskaya kartina mira v problemnom pole sovremennogo poznaniya [Tekst] / E.V. Barkova // Vestnik Rossiyskogo ekonomicheskogo universiteta im. G.V. Plehanova. - 2016. - № 4 (88). - S. 180-186.
8. Vernadskiy V.I. Biosfera i noosfera [Tekst] / V.I. Vernadskiy. - M.: Ayris-Press, 1989. - 200 s.
9. Girusov E.V. Ekofilosofiya i problemy formirovaniya social'noy ekologii [Tekst] / E.V. Girusov // Sovremennye filosofskie problemy estestvennyh, tehnicheskih i social'no-gumanitarnyh nauk. - M.: Gardariki, 2006. - 639 s.
10. Gulenko V.V. Kommunikativnoe prostranstvo [Elektronnyy resurs] / V.V. Gulenko. - URL:http://www.socioniko.net/ru/articles/comspace.html
11. Drach G.V. Kul'turologiya [Tekst] / G.V. Drach, O.M. Shtompel'. - SPb.: Piter, 2011. - 384 s.
12. Kagan M.S. Filosofskaya teoriya cennosti [Tekst] / M.S. Kagan. - SPb.: Petropolis, 1997. - 205 s.
13. Karako P.S. Ekologicheskaya filosofiya - odno iz napravleniy sovremennoy filosofii [Tekst] / P.S. Karako // Vesnіk Paleskaga dzyarzhaўnaga unіversіteta. Seryya gramadskіh і gumanіtarnyh navuk. - 2009. - № 2. - S. 11-17.
14. Liseev I.K. Priroda v sovremennom filosofskom diskurse [Tekst] / I.K. Liseev // Filosofiya prirody segodnya. - M.: Kanon+, ROOI Reabilitaciya, 2009. - S. 29-43.
15. Markov A.P. Osnovy sociokul'turnogo proektirovaniya [Tekst]: uchebnoe posobie / A.P. Markov, G.M. Birzhenyuk. - SPb.: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo gumanitarnogo universiteta profsoyuzov, 1997. - 260 s.
16. Moiseev N.N. Kak daleko do zavtrashnego dnya. Svobodnye razmyshleniya [Elektronnyy resurs]. - M.: MNEPU, 1997 - 309 s. - URL: http://samlib.ru/n/nikita_n_m/moiseev.shtml
17. Moiseev N.N. Sovremennyy racionalizm [Tekst] / N.N. Moiseev. - M.: MNEPU, 1992. - 228 s.
18. Petrov M.K. Chelovekorazmernost' i mir predmetnoy deyatel'nosti [Tekst] / M.K. Petrov // Vysshee obrazovanie v Rossii. - 2010. - № 4. - S. 108-118.
19. Sartaeva R.S. Ekologiya cheloveka v strukture sovremennogo nauchnogo poznaniya [Elektronnyy resurs] // Voprosy filosofii. - 2015. - № 4. - URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1135&Itemid=44
20. Hull' Z. Ekosofskaya filosofiya prirody [Tekst] / Z. Hull' // Filosofiya prirody segodnya. - M.: Kanon+, ROOI Reabilitaciya, 2009. - S. 141-157.
21. Epshteyn M.N. Tehnogumanizm: tehnika kak tvorcheskoe samopreodolenie cheloveka [Tekst] / M.N. Epshteyn // Gumanitarnoe znanie i vyzovy vremeni. - M.: SPb. Centr gumanitarnyh iniciativ, Universitetskaya kniga, 2014. - S. 209-226.
