Russian Federation
Russian Federation
The authors reveal the idea for writing the landmark for L. Tolstoy’s story “The Death of Ivan Ilyich”, which reflects the most simple and ordinary, but also the most “terrible” life of the “best” people of Russia. Existential motives here are combined with social and spiritual ones. The main style reception is shown here - focusing on the key moral and psychological mechanisms of the hero’s life and death.
L.N. Tolstoy, life, death, the "best" people, the moral and psychological mechanism, spirituality, lack of spirituality
Повесть Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича» является знаковой для ее автора. Взгляды Л.Н. Толстого на жизнь выразились в ней ярко, внятно и впечатляюще. Толстой обращается к «самой простой и обыкновенной жизни» – жизни, которой живут все «лучшие» люди России, образованные, культурные. «Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная». Жизнь, которой живут все, – причем, избранные все — ужасна, порочна в своей основе — вот что является главным «предметом» Толстого.
Сразу же обратим внимание: из только что полностью процитированной фразы явственно виден «указующий перст» того, кто взял на себя право, смелость и ответственность судить о том, что является подлинным добром и злом для человека. Перст этот – постоянно, демонстративно указующий – принадлежит повествователю, образу автора, который в этой повести, вероятно, во многом напоминает самого позднего Толстого. Дидактическая, наставительная, почти библейская интонация необходима Толстому для создания и оценки требуемой концепции личности.
Как же изображает Л.Н. Толстой «обыкновенную» и в то же время «ужасную» жизнь личности?
Для того, чтобы отобразить заурядную, рутинную, ничем особо не примечательную жизнь, Толстой избирает чрезвычайно оригинальный, емкий, соответствующий сразу всем художественным задачам стилевой прием: писатель сосредотачивается не на отдельных сценах семейной, служебной и прочей жизни, а на ключевых нравственно-психологических механизмах, определяющих закономерности соответствующей стороны жизни. Механизм поведения как таковой интересует повествователя. Несколько звеньев механизмов – вот и все, что считает важным и нужным сообщить повествователь о всей жизни своего героя – до того момента, пока сам смысл и способ такой жизни не довели героя до гибели.
Но затем при помощи этих же механизмов Л.Н. Толстой довольно детально показывает процесс умирания – и одновременно превращение этого процесса в процесс нравственного оживания. В конечном итоге, смерть Ивана Ильича оборачивается торжеством жизни над смертью, духовного над телесным. Обратим внимание: одни и те же психологические механизмы реализуют разные духовные задачи. Смысл приема еще и в том, чтобы подчеркнуть противоречивое единство человека, показать: в нем есть все, чтобы быть кем угодно. И то, кем человек становится, зависит от многих причин, но прежде всего – от него самого. Л.Н. Толстой, дав человеку все, возлагает на него ответственность за то, кем тот решается быть.[1]
Вот почему в первой главе лицо покойного Ивана Ильича «было красивее, главное – значительнее, чем оно было у живого». В лице отражен результат происшедшей напряжённейшей внутренней борьбы. «На лице было выражение того, что то, что нужно было сделать, сделано, и сделано правильно. Кроме того, в этом выражении был еще упрек или напоминание живым». Однако сослуживцы покойного не захотели вдуматься в смысл упрека или напоминания. Круг замкнулся. И следующий «ильич» будет так же в одиночку сражаться со смертью, а жизнь его будет по-прежнему «простой, обыкновенной и ужасной». В том и заключается сверхзадача повествователя (а с ним и автора), чтобы помочь разорвать этот порочный круг, чтобы тайно пережитую трагедию сделать явной – и тем самым попытаться спасти живых людей при помощи «искусственного», «рукотворного» произведения. Духовная сверхзадача Л.Н. Толстого представлена в художественной форме. И только эстетический анализ повести поможет выявить ее многогранную духовную содержательность.
Итак, проследим за кругами ада Ивана Ильича. Наш герой с самого начала жил как все: «легко, приятно и прилично». При этом он строго исполнял «то, что он считал своим долгом; долгом же он своим считал все то, что считалось таковым наивысше поставленными людьми». Таким образом, выполнять долг – и означало жить «легко, приятно и прилично». Со временем Иван Ильич стал думать, что этот «характер жизни» «свойственен жизни вообще», а не только его жизни.
Однако Ивана Ильича настигло смертельное заболевание, и началось оно с «обыкновенного», но «ужасного», как потом выяснится, ушиба: он ударился о те самые вещи, которые так упорно наживал, чтобы быть как все. Этот сюжетный ход как раз и «доказывает правоту» повествователя. Содержание повести не ограничивается критическим отрицанием элементарной программы человеческого существования, но показывает духовный переворот, ведущий к нравственному прозрению, к Истине.
Путь Ивана Ильича – постепенное осознание окружающей его тотальной лжи и понимание того, что он жил как все – лгал как все. Но одно дело – видеть порочность своих прежних идеалов, и совсем иное – решительно отрицать их. Иван Ильич Головин попал в трагический вакуум: былые идеалы изжиты до конца, а новых пока нет.
Казалось, из трагического противоречия выхода нет и не может быть (в предлагаемой материалистической системе отсчета). Но бессилие разума в нематериалистической системе ориентации означает вселение чего-то другого. Когда все было учтено, и разум не мог подсказать достойного выхода из трагического тупика, Головин терпит последнее – и спасительное! – поражение. «Вдруг какая-то сила толкнула его в грудь, в бок, еще сильнее сдавило ему дыхание, он провалился в дыру, и там, в конце дыры, засветилось что-то». Ивану Ильичу «открылось, что жизнь его была не то»; ему «стало жалко»; «вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон». Безличные конструкции подчеркивают иррациональность, непостижимость произошедшего (вдруг!). Разум капитулировал перед чудом сверхъестественного обновления, прикосновения к непостижимой истине. Иван Ильич умирает с радостью, отрицающей ужас смерти. Радость от воспринятой «откуда-то» истины. А истина состоит в том, что Иван Ильич, наконец, отвергает бездуховную ориентацию (жить легко, приятно и прилично) и познает такую жизнь (пусть на мгновение), после которой и умирать не страшно. «Он втянул в себя воздух, остановился на половине вздоха, потянулся и умер».
Он умер на половине вздоха, задышав полной грудью. Но если один Иван Ильич смог победить смерть (точнее: нашел рецепт победы), то все остальные наверняка смогут рано или поздно нравственно ее преодолеть. Иван Ильич умирает как герой, жертвуя своей жизнью во имя других: вот откуда такой «светлый» финал. Это, конечно, героика религиозного, жертвенного, сострадательного типа. В финале двенадцатой главы Иван Ильич умирает уже без имени, без фамилии и без отчества. Начиная с того момента, как «Иван Ильич провалился, увидал свет», он перестал быть Иваном Ильичом Головиным. Он будет назван еще тридцать три раза, но только при помощи, главным образом, личных местоимений (преимущественно третьего лица) в разных падежах. Он стал просто человеком, всечеловеком, умершим за всех остальных людей. Параллель с Иисусом Христом здесь очевидна.
Но художественная логика произведения – не линейная, одномерная логика. Последняя точка может и не совпадать с истинным финалом. Архитектоника повести во многом заставляет подкорректировать финал. Первая глава повести, по существу, есть и последняя глава, т.е. тринадцатая. Толстой и формально, и по существу замыкает круг повести: композиционный и смысловой.
Гроб с телом героя, у которого на лице последняя печать торжества над смертью, окружают сатирические персонажи. Нравственный опыт героя не востребован ими, не нужен им. Вещи по-прежнему показывают свою цепкую власть над хозяевами; и повествователь по-прежнему смеется горьким сатирическим смехом (настолько горьким, что почти не смешно) над близкими и сотоварищами достойно усопшего. Начало повести, как ни странно, изрядно омрачает ее оптимистический финал. Но у начала всегда есть конец – оптимистический, как мы помним, конец. Диалектическое совмещение в человеке противоположных начал и невозможность победы без привкуса горечи – такой подход к жизни и человеку позволяет Л.Н. Толстому создать гениальный реалистический шедевр.
[1] Подробнее о социально-экономической ситуации в период написания повести и жизни ее героев см. [3; 4; 5].
1. Tekst citiruetsya po izdaniyu: Tolstoy L.N. Polnoe sobranie sochineniy. Tom 26. Proizvedeniya, 1885-1889. M. 1936.
2. Andreev A.N., Kaschenko T.L. Gnoseologiya odnoy shutki, ili neshutochnaya gnoseologiya (na materiale romana v stihah A.S. Pushkina «Evgeniy Onegin»)// Zhurnal filologicheskih issledovaniy. - 2018. - T. 3. - № 4. - S. 12-17.
3. Gladkov I.S., Zorina I.Yu. Genezis rossiyskoy promyshlennosti//Regional'naya ekonomika: teoriya i praktika. - 2008. - № 34. - S. 81-86.
4. Gladkov I.S., Zorina I.Yu. Razvitie rossiyskoy promyshlennosti v XIX - nachale XX vekov // Regional'naya ekonomika: teoriya i praktika. - 2009. - № 5. - S. 72-76.
5. Gladkov I.S., Piloyan M.G. Istoriya mirovoy ekonomiki: Nauchnoe izdanie/2-e izdanie. - M.: IE RAN, Prospekt. 2016. - 384 s.
6. Kaschenko T.L. O cennostyah molodezhi s pozicii realizma//V sbornike: Molodezh' v sovremennom obschestve Sbornik materialov Vserossiyskoy zaochnoy nauchno-prakticheskoy konferencii. Pod red. S.A. Burilkinoy, B.T. Ischanovoy, O.L. Potrikeevoy, E.N. Raschikulinoy, G.A. Suprunenko. - 2015. - S. 123-128.
7. Kaschenko T.L., Polozhenceva I.V., Piloyan M.G. Fenomen istoricheskoy pamyati v XXI v//Zhurnal istoricheskih issledovaniy. - 2019. - T. 4. - № 1. - S. 46-50.
8. Piloyan M.G. Domashnee obrazovanie dvoryanok kak vazhneyshaya sostavlyayuschaya zhenskogo obrazovaniya v Rossii: istoricheskie osobennosti//Zhurnal istoricheskih issledovaniy. -2018. - T. 3. - № 3. - S. 42-48.
9. Piloyan M.G. Zarozhdenie zhenskogo obrazovaniya v Rossiyskoy imperii//Zhurnal pedagogicheskih issledovaniy. - 2018. - T. 3. - № 3. - S. 1-7.
10. Piloyan M.G. Formirovanie organizacionnyh principov sistemnogo razvitiya nauki i obrazovaniya v Rossii po ideyam G.V. Leybnica // Zhurnal issledovaniy po upravleniyu. -2018. - T. 4. - № 7. - S. 68-75.
