Lyubercy, Moscow, Russian Federation
VAC 12.00.01 Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
VAC 12.00.10 Международное право; Европейское право
VAC 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
VAC 12.00.14 Административное право; административный процесс
UDK 34 Право. Юридические науки
GRNTI 10.07 Теория государства и права
OKSO 40.06.01 Юриспруденция
BBK 670 Общая теория права
BBK 60 Общественные науки в целом
BISAC LAW000000 General
The article analyzes the reasons why researchers fail to Express the essence of legal nihilism clearly and accurately. The article deals with such problems of interpretation of legal nihilism as filling the gaps in scientific knowledge about it with myths, rejecting conceptual analysis in favor of conceptual analysis, ignoring the multilayered concept of «legal nihilism» and its cultural conditionality, and verbalization of this concept by means of the philosophical and legal language, rather than the language of legal science. While emphasizing that these problems can be eliminated, the author emphasizes that along with them there is a fundamentally unsolvable problem: legal nihilism is an idea that is difficult to relate to empirically known reality, and this calls into question the very possibility of considering the formation of an understanding of legal nihilism as a scientific, rather than a philosophical problem.
legal nihilism, legal awareness, legal concept, scientific thinking, philosophical thinking
Как и любой другой термин, используемый для выражения сложных идей, «правовой нигилизм» оказывается в числе тех, которые не получают однозначной интерпретации. При этом постоянное появление все новых и новых трактовок правового нигилизма свидетельствует о том, что пока ученым не удается достаточно ясно и точно выразить суть названного явления.
Практически любой исследователь акцентирует внимание на сложности и запутанности вопроса о том, что собой представляет правовой нигилизм, поэтому, вместо того чтобы попытаться сформулировать еще одно «новое» определение, целесообразнее разобраться, в чем заключаются проблемы понимания данного феномена.
Отдельными исследователями предпринимаются попытки решения обозначенной задачи путем «размифологизации» тех теоретических представлений о правовом нигилизме, которые сложились в отечественной правовой науке [11, с. 143-149; 12, с. 28-31; 16, с. 26-28]. Их ценность вряд ли можно оспаривать, поскольку сегодня действительно существует множество «мифов», влияющих на понимание правового нигилизма. Вместе с тем, свести разрешение существующих проблем к «размифологизации» означало бы признать, что они обусловлены исключительно попытками восполнить недостаточность научных знаний о правовом нигилизме посредством генерации далеких от реальности образов, а верифицируемые результаты анализа подменить ассоциациями и фантазиями. Однако, согласиться с такой постановкой вопроса о проблемах, возникающих в процессе интерпретации правового нигилизма, вряд ли возможно.
Например, можно признать правоту В.А. Рыбакова в том, что «недостаток большинства определений правового нигилизма состоит в том, что они раскрывают явление не через сущность, а через его виды» [18, с. 100]. В данном случае вряд ли можно утверждать, что трудности в интерпретации правового нигилизма связаны именно с мифологизированностью представлений о нем. Значит, размифологизация сложившихся представлений о правовом нигилизме вряд ли может гарантированно обеспечить устранение названного В.А. Рыбаковым недостатка.
Важно принимать во внимание и то, что в силу органичности мифологии доктринальному мышлению зачастую отказ от мифов оказывается бесполезным, так как изживание одних из них вызывает другие [3, с. 80, 84-85]. Следовательно, попытки устранить существующие мифы о правовом нигилизме могут не только не привести к решению проблем в его понимании, но и породить новые сложности в его интерпретации.
Предпринимая попытки уточнить значение смысла термина «правовой нигилизм», отечественные исследователи, как правило, исходят из представления о том, что за ним стоит вполне определенное правовое понятие [19, с. 65-69; 20, с. 268-271]. Вместе с тем, видится, что в действительности интересующий нас термин следует соотносить не с правовым понятием, а с правовым концептом.
Если правовое понятие предстает в качестве элементарной логической формы мышления [5, с. 152], то правовой концепт представляет собой многомерную смысловую конструкцию, интегрирующую в себе идею определенного явления, его ценность и нормативное (логико-понятийное) выражение, а также включающую в свой горизонт прагматические, оценочные, коммуникативные и иные смысловые компоненты [2, с. 38]. Правовое понятие является результатом выделения таких признаков обозначаемого им предмета (явления, процесса), которые являются существенными для отличения его от других предметов (явлений, процессов). Формирование правового концепта – процесс гораздо более сложный как по своему содержанию, так и по механизму, причем многие из его составляющих вообще не связаны с логическим мышлением.
Указанное объясняет, почему признание правового нигилизма правовым понятием создает предпосылки для возникновения сложностей в его интерпретации. Попытки сформировать представление о сущности правового нигилизма и облечь его в словесную форму оказываются связанными с использованием средств и методов, традиционно успешно применяемых в интерпретации правовых понятий, и прежде всего – с выделением существенных отличительных признаков и формулированием дефиниции, их обобщающей. Однако, будучи логической операцией, позволяющей раскрыть содержание понятия, определение оказывается бесполезным в случае, когда возникает потребность в интерпретации концепта.
Дефиниция не может передать все те значения, оттенки смысла, коннотации, которые принципиально значимы для понимания концепта, и в этой связи можно согласиться с указанием на то, что последний, включая в себя «не только логические признаки, но и компоненты научных, психологических, авангардно-художественных, эмоциональных и бытовых явлений и ситуаций», в отличие от понятия, не «определяется», а «переживается» [21, с. 20]. Сказанное в полной мере относится к концепту «правовой нигилизм».
Далее необходимо обратить внимание на то, что концепты могут быть одноуровневыми (однослойными) и многоуровневыми (многослойными). Считается, что одноуровневыми (однослойными) могут выступать лишь концепты, отражающие конкретные чувственные ощущения и представления, но это вряд ли можно отнести к концепту «правовой нигилизм».
Поскольку правовой нигилизм – многослойный концепт, любые попытки интерпретировать его в качестве одноуровневого, делая акцент на характеристике его в каком-либо одном аспекте (например, на характеристике правового нигилизма как «формы деформации правосознания» [9, с. 68-202; 14, с. 63-67] или на его анализе в качестве «черты российской правовой культуры» [1, с. 96-103; 7, с. 333-340]), игнорируя многообразие составляющих его структур, приводят к результатам, порождающим ощущение неполноты и/или недостаточной точности знаний о нем.
Кроме того, игнорирование многослойности концепта «правовой нигилизм», наряду с использованием методологии, предназначенной для решения проблемы интерпретации правовых понятий, приводит к тому, что в ряде случаев сущность данного феномена раскрывается путем описания таких свойств, которые характеризуют не правовой нигилизм в целом, а отдельные его формы или проявления.
Так, можно в полной мере согласиться с Л.А. Петручак в том, что «было бы неверно вслед за рядом авторов считать, что правовой нигилизм лишь элемент психической деятельности человека» [15, с. 177-178]. Однако, в той же мере неверно рассматривать правовой нигилизм исключительно как «социальное явление» [7, с. 333; 17, с. 83].
Следующим значимым моментом является то, что концепты всегда являются культурно обусловленными [22], они неразрывно связаны с тем культурным контекстом, в котором существуют. В первую очередь указанное, бесспорно, относится к концептам, выступающим смысловыми единицами массового сознания. Однако, и концепты, являющиеся мыслительными конструктами, отражающими процесс и результаты научного познания и философского мышления, также всегда связаны со вполне определенным культурным контекстом.
Сказанное в полной мере относится к концепту «правовой нигилизм»: любые попытки отделения в его интерпретации тех моментов, которые отражают саму природу правового нигилизма как явления, от эмоционально-чувственных аспектов, предопределяемых культурным контекстом, оказываются лишь более или менее успешными. В этом плане показательно наличие принципиальных различий в интерпретации правового нигилизма отечественными и зарубежными учеными и философами.
В российском культурном контексте правовой нигилизм неразрывно связывается с неверием в позитивное право и его регулятивные возможности. При этом в юридической и философско-правовой мысли закрепляется устойчивая ассоциативная связь между правовым нигилизмом с одной стороны и «непринятием закона», «игнорированием закона», «нарушением закона» – с другой.
На интерпретацию правового нигилизма влияет глубоко укоренившееся в массовом сознании представление о противопоставленности «закона» «правде». В результате правовой нигилизм начинает восприниматься как своего рода лакмусовая бумажка реального качества нормотворческой, интерпретационной и правоприменительной деятельности, как социальный ориентир, указывающий направление для устранения негативных тенденций в государственно-правовой сфере, приближения власти к обществу, повышения авторитета права и государства [19, с. 65].
В целом, понимаемый в качестве негативного явления либо явления, несущего в себе как негативное, так и позитивное, правовой нигилизм рассматривается в качестве ординарного явления – считается, что он для россиян становится «образом жизни» [13, с. 17-32].
Правовой нигилизм – это «крест», который несет русский народ, тем не менее, «крест», с которым можно жить, что в полной мере подтверждает исторический опыт.
В западноевропейской юридической и философско-правовой мысли правовой нигилизм не обнаруживается в качестве концепта, значимого для понимания правовой жизни общества. Это объясняется, прежде всего, тем, что право ценится чрезвычайно высоко, к нему относятся как к объекту уважения и почитания, а закон «в западной интерпретации выступает гарантом против зла» [6, с. 12].
Безотносительно своей связи с правовой сферой жизни общества нигилизм предстает как катастрофическое явление. В этом плане иллюстративным можно считать следующее высказывание Э. Юнгера: «В момент полного развития активного нигилизма перспектива гибели становится настолько впечатляющей, что не оставляет места для размышлений, выводящих за пределы ужаса. Пусть даже огонь, террор, страдания господствуют только временно» [23, с. 11].
Итак, и научное познание, и философское мышление (так же, как и процесс формирования и передачи ментального опыта) протекают в определенном культурном контексте. Последний во многом влияет и на содержание концепта «правовой нигилизм», и на то, каким образом, при помощи каких единиц языка он раскрывается. В силу этого объективно невозможно дать правовому нигилизму такую интерпретацию, которая была бы универсальной, исходила только лишь из природы данного феномена как моментов, задающих универсальную схему объяснения любых его форм и проявлений.
Еще одной значимой проблемой выступает то, что в ряде случаев учеными предпринимаются попытки вербализировать концепт «правовой нигилизм» теми средствами, которые характерны для философско-правового языка, а не языка правовой науки. По такому пути, например, идет С.Н. Касаткин, который рассматривает правовой нигилизм «как интерсубъективный феномен, выступающий характеристикой как правосознания, так и права, а равно и всей правовой действительности как мира правового смысла», пишет о том, что такой нигилизм «есть не эпифеномен общественно-политической жизни, но фактическое небытие права, разрушение его социокультурной онтологии, ценности, смысла, а значит, фактор энтропии всей социетальной системы», а также указывает на «полагание юридического нигилизма интегральным феноменом правового мира» [4, с. 21].
Язык философии и язык науки принципиально различны между собой уже в силу различности философского и научного мышления, процесс и результаты которого они призваны выразить. Сказанное в полной мере справедливо тогда, когда речь идет об интерпретации правового нигилизма. Если концепт «правовой нигилизм» репрезентирует ассоциативное поле таких связываемых с ним слов, которые не являются органичной составляющей языка правовой науки, то, как и любое другое совмещение научной теории и философии права в одном учении, это «приводит к путанице, к гремучей смеси схоластики и эмпирики» [10, с. 16]. В результате мы сталкиваемся с такой интерпретацией правового нигилизма, которая не отвечает критериям научности.
Рассмотренные проблемы интерпретации правового нигилизма, будучи чрезвычайно сложными, тем не менее, разрешимы. Но означает ли это, что при условии верного выбора и правильного применения методологии научного анализа вопрос о правовом нигилизме может получить в теории права ясное и точное решение? К сожалению, нет.
Самостоятельной проблемой является то, что идею правового нигилизма трудно соотнести с эмпирически познаваемой реальностью. В своем абсолютном выражении нигилизм связан со всеотрицанием, однако, всеотрицающим сознание априори быть не может. Как точно указывает Э. Юнгер, «дух не имеет представления о ничто» [23, с. 19-20], так как отрицание чего-либо всегда неразрывно связано с признанием его противоположности.
Формирование научных концептов – процесс, в котором в неразрывной связи находятся осмысление и наблюдение. Для того чтобы раскрыть концепт, нужно не просто описать его содержание, но и подтвердить, что данное описание соответствует наблюдаемым предметам, явлениям, процессам. Если осмысление не подтверждается наблюдением (в том числе и тогда, когда материал для наблюдения отсутствует), то описание превращается в приписывание, фантазию. В данном контексте научный концепт оказывается тем, что философы определяют как «семантическую конструкцию, указывающую, обозначающую, позволяющую говорить о непознанном (и, возможно, принципиально непознаваемом) и предполагающую, обеспечивающую возможность работы с этим непознанным (непознаваемым)» [8, с. 124-141].
Поскольку можно утверждать, что в своем абсолютном выражении правовой нигилизм – несуществующая форма бытия сознания, постольку формирование его концепта не связано и не может быть связано с осмыслением опыта идеальной правовой жизни. Попытки понять, что собой представляет правовой нигилизм, могут быть только попытками осмысления опыта интерпретации его идеального образа. Значит, представление о правовом нигилизме в его абсолютном воплощении может найти свое отражение лишь в философском, а не в научном концепте. Что касается научного концепта «правовой нигилизм», то он оказывается идеей, внутрь которой невозможно проникнуть.
Правовая наука не может оперировать философскими концептами. В то же время, и признать непознаваемость правового нигилизма доступными ей средствами и методами современная отечественная правовая наука не может, так как осмысление правового нигилизма как феномена оказывается для нее чрезвычайно значимым. Последнее связано прежде всего с тем, что в современном российском контексте проблема правового нигилизма актуализуется именно в качестве политико-правовой, и это, например, подтверждает сама постановка вопроса о противодействии правовому нигилизму как о задаче правовой политики Российского государства.
То, что, несмотря на очевидный философско-правовой статус, проблеме достижения понимания правового нигилизма придается значение теоретико-правовой, само по себе не создает необходимых и достаточных предпосылок для ее решения. Названная проблема остается той, которая принципиально не может получить разрешения в качестве научной. И в этой ситуации неверное понимание причин, в силу которых выработка ясного и точного научного понимания правового нигилизма оказывается невозможной, обусловливает возникновение предпосылок и для появления мифов о правовом нигилизме, и для отказа от концептуального анализа в пользу понятийного, и для акцентирования внимания на отдельных сторонах, аспектах в характеристике правового нигилизма, и для попыток вербализировать концепт теми средствами, которые характерны для философско-правового языка, а не языка правовой науки.
1. Burdukova I.T. The Problem of legal nihilism as a feature of Russian culture / / Proceedings of the Saint Petersburg state University of culture and arts. 2009. Vol. 185. P. 96-103.
2. Gavrilova Yu.A. The Meaning of law in the General cultural context // Legal culture. 2013. No. 2. Pp. 35-40.
3. Glukhareva L.I. Mythological elements in doctrinal legal thinking // Russian journal of legal research. 2019. Vol. 6. No. 3. Pp. 79-86.
4. Kasatkin S.N. legal Awareness as a category of jurisprudence (theoretical and methodological aspect). The author's abstract Diss. cand. the faculty of law sciences. Kazan, 2003. 25 p.
5. Kozhokar I.P. Defects of legal regulation. M.: Prospect, 2019. 296 p.
6. Kornev A.V. Legal nihilism: reflection of its essence, content and forms in literature and legal science // Lex Russica. 2018. No. 1. Pp. 9-24.
7. Kostina K.A. Legal nihilism as a feature of the Russian legal culture // Bulletin of the Tambov state University. 2012. Issue 10. Pp. 333-340.
8. Koshlakov D.M., Shvyrkov A.I. Concept and philosophy of science // Epistemology and philosophy of science. 2020. Vol. 57. No. 2. Pp. 124-141.
9. Kumykova L.G. Legal nihilism in the sphere of human rights as a form of deformation of legal consciousness. Diss. cand. the faculty of law sciences. Nalchik, 2006. 189 p.
10. Malakhov V.P. Methodological thinking in the knowledge and understanding of law: monograph. M.: UNITY-DANA, 2018. 239 p.
11. Malakhov V.P. Myths of modern General legal theory. Moscow: UNITY-DANA, 2013. 151 p.
12. Marchenya P.P. Legal nihilism in Russia: myths and realities // Bulletin of the Moscow University of the Ministry of internal Affairs of Russia. 2016. No. 2. P. 28-31.
13. Matuzov N.I. Legal nihilism as a way of life // Bulletin of the Saratov state law Academy. 2012. No. 4. S. 17-32.
14. Orozaliev A.M., Agibetova Z.A. Legal nihilism and legal idealism as a form of deformation of legal consciousness // Legal thought. 2012. No. 6. Pp. 63-67.
15. Petruchak L.A. Legal culture as a determinant of modern Russian society. Moscow: Jurisprudence, 2012. 400 p.
16. Pravkin I. V. The Myth of legal nihilism // History of state and law. 2012. No. 11. Pp. 26-28.
17. Rumyantseva Z.V., Shepeleva S.V., Mironova T.I. Deviant manifestations of legal nihilism // Human development in the modern world. 2019. No. 1. Pp. 81-88.
18. Rybakov V.A. Legal nihilism: problematic issues // Law and state: theory and practice. 2014. No. 7. Pp. 100-103.
19. Safonov V. G. the Concept of legal nihilism // State and law. 2004. No. 12. Pp. 65-69.
20. Senin I.N. On the question of the concept of legal nihilism // Omsk scientific Bulletin. 2006. No. 9. Pp. 268-271.
21. Stepanov Yu.S. Concepts. Thin film of civilization. Moscow: Languages of Slavic cultures, 2007. 248 p.
22. Chuvalnikova A.S. Determinants of the conceptualization in law, legal practice and theory // Advances in Law Studies. 2020. Vol. 7. No. 4. P. 6-10 // Access mode: https://riorpub.com/ru/nauka/article/34440/view (accessed: 14.10.2020).
23. Junger E. Through the line // The fate of nihilism: Ernst Junger. Martin Heidegger. Dietmar Kamper. Gunte Figal / Per. with him. G. Haidarova. SPb.: Publishing house of the Saint Petersburg University, 2006. Pp. 7-64.
