с 01.09.2018 по настоящее время
МГУ
с 01.09.2001 по 02.02.2003
Москва, г. Москва и Московская область, Россия
Энгельс, Саратовская область, Россия
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ОКСО 40.06.01 Юриспруденция
ББК 674 Отрасли права
ТБК 75 Право. Юридические науки
В данном исследовании сделан акцент на международно-правовую защиту, в том числе средствами процессуальной защиты в Европейском суде по правам человека, такого фундаментального права, как уважения достоинства, уникальности и неповторимости человека, независимо от его генетических характеристик. Проанализировав складывающуюся судебную практику в ЕСПЧ, авторы выделяют две категории дел по защите генетического достоинства, биоэтике и биобезопасности. В первую группу входят дела, связанные с прямыми нарушениями Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.; а во вторую – субсидиарные нарушения «Конвенции Овьедо» и рекомендаций Руководящего комитета Совета Европы по биоэтике. Авторы обращают внимание на нарушения репродуктивных прав; вопросы хранения публичными властями образцов ДНК и клеток человека; дела о доступе к информации о биологическом происхождении.
права человека, конвенция, судебная защита, ЕСПЧ, персональные данные, биоэтика, генетические данные, геном, эмбрион, ЭКО
В эпоху бурного прогресса биомедицины и биотехнологий юридические гарантии неприкосновенности человеческой личности и защиты прав пациентов закреплены в специальной Конвенции Совета Европы о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины (ETS №164) 1997 г. (далее– «Конвенция Овьедо»)[1]. В их числе принципы обеспечение биобезопасности и добровольного информированного согласия на любые манипуляции с генетическим материалом человека, в том числе с медицинскими и исследовательскими целями[2]. Гарантии соблюдения прав и основных свобод человека и обеспечения свободы исследований были сбалансированы во Всеобщей Декларации ЮНЕСКО о геноме человека и правах человека 1997 г. Этот документ пошел даже дальше «Конвенции Овьедо», подчеркивая, что личность человека не может сводиться к его генетическим характеристикам, и требуя непреложного уважения его уникальности и неповторимости. В XXI веке каждый человек имеет фундаментальное право на уважение своего достоинства и субъективных прав независимо от генетических характеристик, и право на защиту собственных генетических данных[3]. Оба принципа конфиденциальности и недискриминации по признаку генетического наследия закреплены в статьях 6 и 7 Декларации о геноме.
«Конвенция Овьедо» предоставила Европейскому Суду по правам человека (далее – ЕСПЧ) сугубо консультативную юрисдикцию, в целях защиты т.н. «четвертого поколения прав человека». ЕСПЧ периодически напоминает в своей практике о том, что в соответствии со статьей 2 Европейской Конвенции о защите прав человека 1950 г., государства-члены Совета Европы обязаны защищать право каждого человека на жизнь, и что достоинство человеческой личности должно быть защищено от возможного неправомерного использования достижений научного прогресса[4].
Сегодня право на сохранение жизни и здоровья человека включает в себя защиту его генома (набора всех генов) и генома наследников данного человека, в целях сохранения генетического здоровья человека и его потомков. Наиболее деликатной в юридико-этическом плане является область генотерапии и геномики, генетического консультирования и генетического тестирования. Его результаты могут использоваться как в репродуктивной сфере, так и в онкогенетике, в целях выявления наследственных формах рака (например, рака молочной железы).
При этом понятие «генетическое тестирование» довольно широко толкуется в международном юридическом документообороте и в частности в позициях Европейской Комиссии: как любой тест, выявляющий генетические данные или же в целом генетическую информацию, которая способна дать на основе анализа нуклеиновых кислот или иного материала сведения о наследуемых характеристиках группы лиц или отдельного человека[5]. Как результат собирается некий банк конфиденциальной и персональной информации, особого социально-психологического и медицинского характера, имеющий важное значение не только для самого пациента, но и для широкого круга его родственников[6]. В этом плане следует помнить о соблюдении правил биобезопасности, направленных на обеспечение безопасного создания, использования и трансграничной передачи живых измененных организмов, ставших результатом биотехнологий (Конвенция о биоразнообразии ЮНЕП от 05.06.1992). Важно соблюдать процедуру получения и закрепления согласия на медицинское вмешательство, донорство и трансплантацию человеческих клеток, тканей и органов, на генетическое исследование мозга, на применение информационных технологий в этой сфере, в том числе при обработке «больших данных» (Big Data)[7].
В современный период продолжает обновляться понятийный аппарат документов СЕ, ЕС, ВОЗ, ЮНЕСКО и др., разрабатываются международные рекомендации по вопросам согласия доноров и их родственников на трансплантацию органов, генетическое тестирование, оборот их биоматериалов и др. На уровне Совета Европы принята рекомендация Комитета министров № R (90)13 от 21 июня 1990 г. о пренатальном генетическом скрининге, предродовой генетической диагностике и генетической консультации, где отмечается: «…значительный прогресс в выявлении генетических аномалий у ребенка, который должен родиться, посредством генетического скрининга и предродовой диагностики беременных женщин», и указывается также на высокие опасения, которые вызывают данные процедуры и манипуляции с телом женщины.
В практике ЕСПЧ мы можем выделить два блока дел по вопросам биоэтики, биобезопасности и генетического достоинства человека:
1) собственно нарушения Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (ст. 2, 3, 6, 8, 9); и
2) субсидиарные нарушения «Конвенции Овьедо» и рекомендаций Руководящего комитета Совета Европы по биоэтике.
В первый блок судебных дел включаются случаи, связанные с нарушениями репродуктивных прав; правом на искусственное оплодотворение; эвтаназию; согласие пациента на медицинский осмотр, лечение, стерилизацию; обнаружение ВИЧ-инфекции и других опасных болезней (угроза высылки, изоляция больных, профилактика, доступ к лечению, и др.); хранение публичными властями образцов ДНК, клеток, отпечатков пальцев; доступ к информации о биологическом происхождении; и т.д.[8]
Статья 8 Конвенции 1950 г. предполагает ограниченное право публичных властей на вмешательство в сферу личной и семейной жизни человека, и то лишь при условии, что такое вмешательство было обоснованным («предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе») и не являлось нарушением данного права. Согласно статье 13 Конвенции, никто не должен подвергаться бесчеловечному или унижающему достоинство обращению.
Здесь может вести речь о четырех пограничных этико-юридических зонах конфликтов / коллизий: зона между жизнью и смертью индивидуального человеческого существа (например, случаи использования органов и тканей пациента с диагнозом «смерть мозга»; отключение пациента от поддерживающих устройств; допустимость генетических тестов и вмешательств в гены такого пациента); зона репродукции, предваряющая рождение индивидуального человеческого существа (например, отбор протоэмбрионов по генам, отвечающим за высокий уровень интеллекта; пренатальная диагностика генетических дефектов и аномалий развивающегося эмбриона); зона, разделяющая человека и животное (в частности, ксенотрансплантация – использование донорских органов животных для пересадки человеку, либо создание генетически смешенной породы в исследовательских целях и проч.); зона неопределённости, отделяющая человека от машины (создание искусственного человека, кибернетического организма, использование нейропротезов, совместное использование биомедицинских и информационно-когнитивных технологий)[9].
Особо стоит выделить нарушения репродуктивных прав, среди которых обозначим категории дел ЕСПЧ по следующим вопросам: предродовое медицинское обследование (prenatal medical tests), право на аборт (right to abortion), стерилизация женщины (sterilisation operations), насильственная стерилизация (forced sterilisation), домашние роды (home birth), искусственное оплодотворение (medically-assisted procreation), суррогатное материнство (surrogacy), пожертвования эмбрионов на научные исследования (donating to scientific research embryos obtained from an in vitro fertilisation), присутствие студентов-медиков во время рождения ребенка и право на неприкосновенность частной жизни (presence of medical students during child birth and privacy rights), меры предосторожности для защиты здоровья новорожденного ребенка (precautionary measures to protect a new-born baby’s health), и др.
Рассмотрим в этой категории некоторые наиболее знаковые дела в практике ЕСПЧ, среди них есть и категория «пилотные дела»[10].
Так, в решении по деле Evans v. United Kingdom (Grand Chamber) от 10 апреля 2007 г. обсуждался вопрос искусственного оплодотворения[11]. Заявительница, которая страдала от рака яичников, прошла вместе со своим партнером оплодотворение in vitro, прежде чем ей удалили нездоровые яичники. В результате ЭКО было создано шесть эмбрионов, которых поместили на ответственное хранение. В дальнейшем, когда отношения пары заявительницы с ее партнером прекратились, партнер отозвал свое согласие на хранение и использование эмбрионов, не желая быть генетическим родителем ребенка заявительницы. В связи с этим его решением по национальному законодательству требовалось исполнить его волю и уничтожить эмбрионов. Заявительница пожаловалась в ЕСПЧ на том, что их местное законодательство позволяет бывшему партнеру эффективно отозвать свое согласие использовать созданных в паре совместно эмбрионов, и это не позволило в данном случае заявительнице завести ребенка, с которым она была бы генетически связана. Еще в решении Палаты ЕСПЧ от 7 марта 2006 г. было отмечено, что законодательное определение вопроса о том, когда именно начинается право на жизнь у эмбриона (ребенка), находится в пределах усмотрения государства, и поэтому затем Большая Палата постановила, что по рассматриваемому делу созданные совместно заявительницей и ее бывшим партнером эмбрионы не имеют права на жизнь. Учитывая отсутствие общеевропейского консенсуса по данному этически и юридически щепетильному вопросу, тот факт, что в рассматриваемом деле внутренние юридические правила были довольно категоричные, и были доведены до сведения заявительницы, при этом они достигли справедливого баланса между конкурирующими интересами. Следовательно, Суд не смог констатировать нарушения статьи 8 Конвенции («право на уважение частной и семейной жизни»). Кроме того, Большая Палата постановила, что не было здесь и нарушения статьи 14 (запрещение дискриминации), рассмотренной в связи со статьей 8 Конвенции.
В другом деле Costa and Pavan v. Italy в своем решении ЕСПЧ от 28 августа 2012 г.[12] рассматривал случай одной итальянской пары, в которой женщина страдала от кистозного фиброза, и при этом хотела с помощью генетического скрининга и «медикаментозного деторождения» избежать передачи данного заболевания своим будущим детям. Суд постановил, что в этом деле имело место нарушение статьи 8 Конвенции, так как вмешательство в право заявителей на уважение их личной и семейной жизни было непропорциональным. Это связано, в частности, с выявленной в итальянском законодательстве несогласованностью регулирования данного вопроса, что привело в результате к запрету паре получить доступ к скринингу и генетическому тесту эмбрионов, но при этом было разрешено медикаментозное прекращение беременности в случае выявления у беременной и ее плода одинакового заболевания. Суд также подчеркнул разницу между этим делом, касающимся диагностики предимплантации (ПИД) и гомологичного оплодотворения, и другим делом S.H. и другие против Австрии[13] о доступе к донорскому осеменению. Хотя вопрос о доступе к статусу ПИД вызывал деликатные проблемы морального и этического характера, законодательный выбор, сделанный парламентом в этом вопросе, не остался без внимания ЕСПЧ. Это дело касалось двух австрийских пар, желающих зачать ребенка с помощью ЭКО. Одна пара нуждалась в использовании спермы донора, а другая пожертвовала яйцеклетку. Австрийское законодательство запрещает использование спермы для IVF и донорства яйцеклеток в целом. Суд отметил, что, несмотря на сложившуюся в Европе четкую тенденцию в пользу предоставления донорских гамет для оплодотворения in vitro, возникающий консенсус все еще находится в стадии разработки и не основывается на закрепленных правовых принципах. Австрийские законодатели попытались избежать того, чтобы две женщины могли претендовать на роль биологической матери одного и того же ребенка. Они осторожно подошли к спорному вопросу, затрагивая сложные этические вопросы, не запрещая лечения бесплодия за рубежом, если такие услуги недоступны в Австрии. Суд пришел к выводу о том, что не было нарушения статьи 8 Конвенции, подчеркнув при этом важность быстроразвивающихся научных разработок в области искусственного деторождения.
В других французских делах судьями обсуждался вопрос о предродовом медицинском обследовании (prenatal medical tests) – Draon v. France и Maurice v. France[14]. Заявителями были родители ребенка с серьезными врожденными нарушениями, которые из-за медицинских ошибок не были обнаружены во время пренатальных медицинских осмотров. Они подали иск против персонала соответствующих больниц. Но во время рассмотрения дела вступил в силу французский закон от 4 марта 2002 г., который лишил заявителей права на компенсацию со стороны больницы, врачи которой оказались ответственны в итоге за пожизненное «особое бремя», возложенное на плечи родителей в результате инвалидности их ребенка. Но компенсация, которую им в итоге присудили, не покрывала этого «особого бремени» (особого обязательства) родителей. Суд установил, что действующее законодательство страны тем самым нарушает статью 1 (защита собственности) Протокола № 1 к Конвенции.
В еще одном деле ЕСПЧ A.K. v. Latvia [15] заявительница утверждала, что ей было отказано в своевременном медицинском обслуживании (предродовое обследование) и прохождении антенатального скринингового теста, в результате которого можно было установить риск генетического заболевания плода, что позволило бы ей решить вопрос о продолжении беременности. Она также жаловалась, что национальные суды, ошибочно толкуя местный закон о медицинском лечении, не смогли установить нарушения ее права на уважение личной жизни. Суд постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в ее процессуальном аспекте, так как национальный суд провел разбирательство произвольным образом и не рассмотрел в достаточной степени предъявленную претензию. Сходным образом вопрос об ошибочном пренатальном диагнозе возник в недавнем деле Eryiğit v. Turkey[16], в постановлении, по которому от 10 апреля 2018 г. Суд постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Наиболее резонансная категория дел касается в случае пожертвования эмбрионов и их биоматериалов на научно-исследовательские цели. Согласно ст. 18 «Конвенции Овьедо» 1997 г., запрещается создание эмбрионов человека в исследовательских целях, т.е. не разрешено искусственное создание человеческих зародышей, даже если преследуются благие цели[17].
Целый ряд государств не присоединяются к этой Конвенции из-за подобных категоричных запретов, полагая допустимыми некоторые манипуляции с эмбрионами человека. Как своего рода «переходная мера» в государствах создаются внутренние контрольные механизмы. Например, в Великобритании действует особое «Управление, регулирующее вопросы оплодотворения и эмбриологии человека», которое лицензирует и контролирует клиники искусственного оплодотворения и исследования на человеческих эмбрионах. В России также нет запрета на создание эмбрионов в исследовательских целях, и по действующему законодательству у нас разрешены некоторые манипуляции с зародышевым материалом[18].
В решении ЕСПЧ по делу Parrillo v. Italy[19] рассматривался вопрос о запрете заявителю жертвовать свои эмбрионы, полученные в ходе оплодотворения in vitro, для научных исследований, которые в соответствии с итальянским законом 2004 г. не были вызваны протекавшей беременностью (в частности, отсутствовали такие показания, как аномалии почек и сердца, высокое кровяное давление, ожирение, сахарный диабет, катаракта, проблемы с щитовидной железой, артрит). Заявительница жаловалась в соответствии со статьей 1 (защита собственности) Протокола № 1 к Конвенции на то, что она не смогла пожертвовать свои эмбрионы для научных исследований и была вынуждена держать их в состоянии криоконсервации до тех пор, пока не наступит их смерть. Она также посчитала, что данный запрет представляет собой нарушение ее права на уважение частной жизни, защищенное статьей 8 Конвенции. Суд постановил, что данная статья Конвенции может быть применена в этом деле в аспекте уважения «личной жизни», поскольку указанные эмбрионы включали генетический материал заявительницы и соответственно представляли собой составную часть ее личности.
Однако, констатируя внутреннюю свободу усмотрения властей Италии в решении этой проблемы, на фоне отсутствия международных стандартов и общеевропейского консенсуса[20], ЕСПЧ пришел к выводу, что анализируемый итальянский закон 2004 г. соблюдал баланс и паритетную защиту соответствующих лиц в их праве на самоопределение и заинтересованность государства в защите эмбрионов. Этим делом не затрагивалась и статья 2 (право на жизнь) Конвенции, поэтому у Суда нет необходимости рассматривать чувствительный и юридически спорный вопрос о моменте начала жизни человека. Наконец, Суд не нашел доказательств того, что умерший партнер заявительницы хотел бы пожертвовать эмбрионы на медицинские исследования. В результате ЕСПЧ постановил, что в деле не было нарушений статьи 8 Конвенции, как и статьи 1 (защита собственности) Протокола № 1 к Конвенции, поскольку человеческие эмбрионы не могут быть сведены к «имущественным объектам обладания/владения».
* При поддержке гранта РФФИ № 18-29-14100 на тему «Состояние и перспективы правового регулирования и саморегулирования геномных исследований: национальный, зарубежный и международный опыт».
[1] Конвенция является прямо обязывающим международным инструментом по защите прав человека в сфере биомедицины; она открыта для подписания 4 апреля 1997 г. в г. Овьедо (Испания). Официальный текст см.: https://www.coe.int/en/web/conventions/full-list/-/conventions/rms/090000168007d004. 24 января 2002 г. в Страсбурге подписан Дополнительный протокол о трансплантации органов и тканей человека, а 25 января 2005 г. еще один Протокол относительно биомедицинских исследований. Российская Федерация до сих пор не участвует как в самой Конвенции, так и в обоих ее протоколах.
[2] Хотя впервые еще в ходе Нюрнбергского судебного разбирательства над 23 немецкими учеными-медиками, которые обвинялись в проведении жестоких бесчеловечных опытов над военнопленными, стал важнейшим «нюрнбергским принципом» категорический запрет на производство опытов на человеке без его добровольного согласия.
[3] Левощенко B.C. Новый аспект в международной защите прав человека: этика и биомедицина // Вестник РУДН. Сер. Юридические науки. 2000. №2. С. 135.
[4] Цит. по: частично особое мнение судьи Маркус-Хелмонд, в деле Cyprus v. Turkey, постановление ЕСПЧ от 10 мая 2001 г. // Проблемы биоэтики в свете судебной практики Европейского Суда по правам человека. Совет Европы / Европейский Суд по правам человека, 2016. С. 136.
[5] См.: European Commission. The Independent expert group. Ethical, legal and social aspects of genetic testing: research, development and clinical application. Luxemburg: Office for Official Publications of European Communities, 2004; UNESCO International Bioethics Committee. International Declaration on Human Genetic Data, Paris, 2003.
[6] См., например: Review of Ethical Issues in Medical Genetics: Report of Consultants to World Health Organization professors Wertz D.C., Fletcher J.C., Berg K. WHO/HGN/ETH/00.4. 2003.
[7] «Делегация Минздрава России приняла участие в международной конференции, посвящённой двадцатилетию Конвенции о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины». См.: https://www.rosminzdrav.ru/news/2017/10/25/6331-delegatsiya-minzdrava-rossii-prinyala-uchastie-v-mezhdunarodnoy-konferentsii-posvyaschyonnoy-dvadtsatiletiyu-konventsii-o-zaschite-prav-i-dostoinstva-cheloveka-v-svyazi-s-primeneniem-dostizheniy-biologii-i-meditsiny-konventsiya-o-pravah-cheloveka-i-biomeditsine-konventsiya-oviedo
[8] Подбор соответствующих дел см.: Проблемы биоэтики в свете судебной практики Европейского Суда по правам человека. Совет Европы / Европейский Суд по правам человека, 2016 // https://www.echr.coe.int/ Documents/Research_report_bioethics_RUS.pdf
[9] Юдин Б.Г. Границы человеческого существа в мире новых технологий // Рабочие тетради по биоэтике. Вып. 12. Биоэтическое обеспечение инновационного развития биомедицинских технологий / Под ред. П.Д. Тищенко. М., 2011. С. 4-21.
[10] Процедура пилотного решения («the pilot judgment procedure») была разработана как метод идентификации структурной (или системной) дисфункции правовой системы государства-ответчика. В тех случаях, когда Суд получает несколько жалоб, имеющих одну причину, он может выбрать одно или несколько дел для принятия приоритетного решения в рамках пилотной процедуры. Задача Суда заключается не только в выяснении вопроса о нарушении положений Конвенции о правах человека и основных свобод, но и дает право Суду предписывать государству-ответчику определенный вид мер общего характера.
[11] См.: Application no. 6339/05, Evans v. United Kingdom, ECHR Judgment of 10 April 2007.
[12] См.: Application no. 54270/10, Costa and Pavan v. Italy, ECHR Judgment of 28 August 2012.
[13] См.: Application no. 57813/00, S.H. and Others v. Austria, ECHR Judgment of 3 November 2011.
[14] См.: Application no. 1513/03, Draon v. France, ECHR Judgment of 6 October 2005; Application no. 11810/03, Maurice v. France, ECHR Judgment of 21 June 2006.
[15] См.: Application no. 33011/08, A.K. v. Latvia, ECHR Judgment of 24 September 2014.
[16] См.: Application no. 18356/11, Eryiğit v. Turkey, ECHR Judgment of 10 April 2018.
[17] Левощенко B.C. Новый аспект в международной защите прав человека: этика и биомедицина // Вестник РУДН. Сер. Юридические науки. 2000. №2. С. 138.
[18] Юдин Б.Г. Указ соч. С. 13.
[19] См.: Application no. 46470/11, Parrillo v. Italy, ECHR Judgment of 27 August 2015.
[20] Напомним, что рабочая группа Руководящего комитета по биоэтике Совета Европы так и не смогла создать юридически обязывающий документ, направленный на защиту эмбрионов и зародышей человека, ибо эксперты просто не смогли согласовать между собой тот момент, с которого начинается человеческая жизнь. См. Доклад: CDBI-CO-GT3 (2003)13 (PDF) The protection of the human embryo in vitro — Report by the Working Party on the Protection of the Human Embryo and Fetus. URL: http://www.coe.int/t/ dg3/healthbioethic/texts_and_documents/default_en.asp
1. Левощенко B.C. Новый аспект в международной защите прав человека: этика и биомедицина // Вестник РУДН. Сер. Юридические науки. 2000. №2.
2. Проблемы биоэтики в свете судебной практики Европейского Суда по правам человека. Совет Европы / Европейский Суд по правам человека, 2016.
3. European Commission. The Independent expert group. Ethical, legal and social aspects of genetic testing: research, development and clinical application. Luxemburg: Office for Official Publications of European Communities, 2004.
4. UNESCO International Bioethics Committee. International Declaration on Human Genetic Data, Paris, 2003.
5. Review of Ethical Issues in Medical Genetics: Report of Consultants to World Health Organization professors Wertz D.C., Fletcher J.C., Berg K. WHO/HGN/ETH/00.4. 2003.
6. Юдин Б.Г. Границы человеческого существа в мире новых технологий // Рабочие тетради по биоэтике. Вып. 12. Биоэтическое обеспечение инновационного развития биомедицинских технологий / Под ред. П.Д. Тищенко. М., 2011. С. 4-21.
